Армен Григорян: «После неудачного контракта стараемся жить в свободном полете»

В Красноярске «Крематорий» дал концерт в рамках акустического тура. На сцену группа вышла с новым скрипачом и новыми песнями. Эксклюзивное интервью «СВ» с лидером «Крематория» Арменом Григоряном состоялось за полчаса до концерта. Во время беседы и выступления музыкант не снимал темных очков. Уверял, что вспышки фотоаппаратов портят глаза.

Армен Григорян
Родился в 1960 году в Москве.
Карьера:
Еще в школе Армен организовал группу «Черные пятна», а в 1977 году, поступив в МАИ на факультет радиоэлектроники, создал рок-ансамбль «Атмосферное давление».
Название «Крематорий» возникло в 1983 году, когда два гитариста - Армен Григорян и Виктор Троегубов - записали альбом в домашних условиях.
Достижения:
В юности играл в футбол в команде, которая трижды становилась победителем турнира на приз «Кожаный мяч».
Семья:
Трое детей. Не женат.

«Альбом начинался как абсолютно эгоистический. Но перешел в диалог»

«Сфера влияния»: Как солист «Крематория»...
Армен Григорян: Не люблю, когда солистом называют.

СВ: А как вы сами себя зовете?
АГ: Я ж не только солист. Я все-таки немножко больше... Мик Джаггер - солист, наверное. Но у меня есть же еще и много чего другого: музыка, тексты, прочее, прочее... Солист - сужает немножко.

СВ: Что ж, тогда не о солистах. В Красноярск вы приехали с новым скрипачом. Что с Бухаровым (Вячеслав Бухаров – скрипач «Крематория» с 1994 года. – Прим. «СВ»)?
АГ: Короче говоря, проблема проста — алкоголизм. Профнепригодность. Все попытки договориться... Жали мы руки, давали клятвы - не сработало. Если он согласится на лечение, то вариант возврата в «Крематорий» возможен. Если нет, то надо выбирать между дружбой и профессиональной работой. Сейчас все зависит от его личных качеств — пусть сам решает, что ему в этой жизни надо.

СВ: О новом скрипаче что расскажете?
АГ: С ним получилось очень просто. Бухарову нужно было срочно искать замену. На кастинг времени не было, и я позвонил своим знакомым. Сказал, что мне нужен профессиональный человек, который быстро может войти в программу. Мне предложили Максима Гусельщикова. Раньше он играл, давно еще, с Михаилом Кругом. Это меня немножко смутило, потому что не совсем в профиле парень. В общем, не прослушивая, я дал ему материал концертов. Так началась работа. Но, думаю, ему понадобится не менее года, чтобы войти в звукоизвлечение «крематорское». Он играет, например, «Сексуальную кошку» (один из хитов «Крематория». – Прим. «СВ») в виде марша. Но это понятно: новый человек в группе, которая играет давно. Некоторое время, конечно, будет угловат. Но он талантливый парень.

СВ: На официальном сайте вы обещаете, что все поклонники смогут участвовать в создании вашего нового альбома. Как?
АГ: Мы играли новые акустические песни в стоячих залах (вот сегодня такой полустояк-полукабак). Мы играли в театрах. Мы играли в больших помещениях, что-то типа ангара. И мы играли в разных условиях погодных. Все, что я перечислил, действительно влияет на настроение. Поскольку песни настроенческие. Та атмосфера, которая создавалась на том или ином концерте, все-таки что-то меняла... Потом уже, после выступления, я думал: почему бы не увести концовку, финал той или иной песни в другую сторону?
Сейчас существует несколько вариантов окончания песен. Скажем, вот у песни «Лунатик» есть три варианта, и на концертах я их пока варьирую, но какой вариант записать в альбом - большая проблема. Три дубля невозможно на диск сделать. А каждая концовка меняет характер. Если представлять этого лунатика, то он может быть таким созерцателем, он может быть хулиганом или, скажем, обычным пьяницей, который сидит на луне и смотрит в пространство. Но это в любом случае беглец, только нормы бегства разные.
Я за пять лет ничегонеделания пришел к тому, что раньше было достаточно эпизодически, а сейчас приобрело форму — бегство от поэтических штампов, от размеров поэтических. И в то же время сама музыка у нас была всегда не симметричная. У нас есть песни, где, по закону, должен быть припев и куплет, но припева нет, это, скажем, «Маленькая девочка».

СВ: То есть, как реагируют слушатели на ваши песни на концертах, вы тоже будете учитывать?
АГ: Как реагируют зрители, и какие потом они пишут нам отзывы. Мы записали концерт собственный и разослали — есть люди, к которым мы прислушиваемся. Просто спрашиваем: как тебе по настроению? Это очень важно проверить не только на себе, но и на ком-то, кому ты доверяешь. Альбом начинался как абсолютно эгоистический. Но перешел в диалог. Все песни построены фактически в форме диалога - обращение к кому-то, попытка вести разговор. А каким образом я могу слушателей услышать — только вот так, на концертах, и с помощью Интернета.

«Гастроли нужны обязательно – это входит в кодекс чести рок-музыканта»

СВ: На СD-альбомах, считаете, можно сейчас заработать?
АГ: То, что мы выпускаем, мы это делаем, потому что нам хочется что-то еще сказать. Финансовая сторона... Конечно, здесь не заработаешь. Концерты – вот, наверное, единственный вариант заработка. Но, с другой стороны, мы в Москве можем больше заработать, никуда не уезжая. Гастроли нужны обязательно – это входит в кодекс чести любого рок-музыканта. Вот это общение, путешествия, люди – все это больше для творчества. Без этого, сидя где-то в казарме, солдат не сможет почувствовать запах пороха и настоящей войны.

СВ: Вы всегда уверяли, что Хабибулин, Таня, Эльза (персонажи песен «Крематория». - Прим. «СВ») - это реальные люди. В новых композициях тоже есть герои, которые списаны с реальных людей?
АГ: Есть. Портретный ряд будет продолжен. Там появится много имен собственных. Есть также попытка представить неких людей в контексте времени. Например, миниатюрка «Оля» - взгляд из одной обычной
квартирки, может, и не очень хорошей, но взгляд такой исторический. Наши любители, послушав песню, стали определять имена, которые там появляются, как символы русского рока. От Михаила, который «Науменко», до Бориса, стало быть, «Гребенщикова». Это я не вкладывал. Я пытался шире мыслить.
Есть песня под названием «Ромео и Джульетта». Знаете, бывает, в гостинице часы висят — в Лондоне столько времени, в Токио — столько, в Москве — столько. Вот эта картинка вошла в песню. Вот эти Ромео и Джульетта встали в определенный гостиничный пейзаж.
Самая конкретная песня списана с нашего басиста - все тот же «Лунатик». Там буквально его история жизни. Он действительно лунатик. Вот последний случай, который меня поразил. Дело было в Израиле. Мы уже сели в самолет, и выяснилось, что басист потерян – его нигде нет. Ждали полтора часа. Народ стал нервничать, я думаю, что нас там возненавидели. И вдруг подъезжает машина с включенной сиреной - и появляется наш басист. Он с гитарой залез в самолет и стал рассказывать историю, что он встретил инопланетян, с которыми общался в баре, и поэтому не мог вовремя прийти. Причем человек рассказывает с такой искренностью, и ты знаешь, что он не шизофреник пока еще, это, наверное, говорит о его большой фантазии. Есть мир собственный, в котором этот человек живет. И каждый из нас в какой-то мере бывает таким лунатиком, потому что каждый убегает куда-то.

СВ: В одном из интервью вы сказали, что живете по булгаковскому закону: «ни у кого ничего не проси». Так и продолжаете ему соответствовать?
АГ: У нас нет каких-то обязательств ни перед кем. Наверное, для музыканта важно ощущение свободы. Если входите в какие-то отношения с кем-то, то начинаете выполнять чью-то функцию. Любой контракт – это обязательства. У нас был опыт, не очень удачный. Мы обязаны были за три года выпустить три альбома. Тут пришлось насиловать себя. После этого стараемся жить в свободном полете. У нас есть прямая связь между нами и зрителями.

«С названием «Крематорий»” можно йогурт порекламировать. Но кто его купит?»

СВ: Расскажите о недавних курьезных ситуациях на ваших концертах.
АГ: У нас было много всего. Самое сильное - в Новосибирске. В тексте были слова «с неба рухнул кирпич», на них я поднимаю глаза к потолку, и вдруг от него отлетает плита бетонная, разбивает микрофон с грохотом, разлетаются бетонные щепки. Если бы она упала на меня, от моей шляпы остался бы такой плоский кусочек материи.
Бывали случаи, когда люди не могли проникнуть на концерт - они из труб водосточных вылезали в зал. Или однажды парень... Мы играем, с потолка что-то сыплется, и канат, и по канату - ноги, потом человек вылезает на сцену... Его тут же хватает охрана. Выяснилось, что он просто ошибся на три метра – так бы благополучно спустился в сортир и спокойно остался на концерте. Но он ошибся.

СВ: Недавно выборы прошли. Вам предлагали поработать, за какую-нибудь из партий поагитировать?
АГ: Было такое всегда и сейчас. Хотя я уже тысячу раз объявлял, что мы не связаны с политикой. Мы не хотим представлять ту или другую политическую партию. В первую очередь, потому что музыканты, как мне кажется, впихивая свою голову в рамку той или иной партии, ограничивают себя этим. Хотя нам предлагали даже на этом туре, даже чуть ли не в Красноярске повесить плакат на сцене. Но мы отказались.

СВ: А товары рекламировать не предлагали?
АГ: Ну, если бы называлась группа «Солнышко», может быть, мы и рекламировали какие товары. Но с названием «Крематорий»... Можно, конечно, йогурт порекламировать, но кто его купит. Возникают предложения: банки, авиационные компании обращаются. Мы им говорим: но вы поймите, группа-то называется «Крематорий». Они: ой, а мы и не подумали. У них это название уже связано с песнями, для них это поэтический звук, они не задумываются над первоначальным смыслом. Но мы им напоминаем. И они передумывают с нами сотрудничать.

СВ: Вы часто бываете в Красноярске. Ассоциации с нашим городом наверняка уже какие-то есть. Какие они?
АГ: Образ реки, моста. Я живу в одной и той же гостинице и, как правило, заказываю номер с видом. И еще, если возвращаться в историю, то мы прошли с Красноярском путь от голимого бандитизма до более-менее цивилизованных времен. У нас тут были тяжелые ситуации. Однажды в одной из гостиниц в начале 90-х наш басист - все тот же небезызвестный Сережка Третьяков - познакомился в столовке с какими-то ребятами, сел играть с ними в карты… История закончилась достаточно плачевно... Он проиграл цепочку золотую, гитару – но ее потом удалось вернуть. Людей-то этих мы нашли, выяснилось, что они бандиты. Кончилось тем, что нам тогда пришлось вызывать своих друзей, и они в буквальном смысле ночевали у нас в номерах. А когда я спросил одного из приятелей, что у него в сумке, он достал оттуда пулемет. То есть, мы готовы были отстреливаться. Это была такая криминальная история.
Вторая часть ассоциаций - такая художественно-поэтическая. Мой московский приятель преподавал здесь в академии искусств. И когда я сюда приезжал, мы в его мастерской собирались, выпивали и рисовали прекрасных красноярских дам.

Журнал для деловых людей "Сфера влияния"